— Шанни, пожалуйста. Ты же знаешь, как тяжело в пустоши. Я не могу охотиться, не могу сейчас.

Малэйка стояла перед Советом, прижав уши, воинственная, как никогда до этого. Но кончик хвоста — бессильно висящий — выдавал ее тревогу. Страх, отчаяние. И, в уголках, слабых блеск надежды. Это все на виду, только оком кинь.

Мало у кого хватало сил смотреть ей в глаза.

Вместо серьезной и величавой львицы с большим будущим и почетным настоящим, перед Советом поставили маленькую, испуганную девочку, с копошащимся в передних лапах львенком. Она не скрывала, что виновата, скорее наоборот: в том, как она ступала и как держала себя пред Советом, и этой последней отчаянной просьбе — вина скользила такая, что Шан чувствовала ее горький запах.

— Это не наказание — это приговор. Лучше я и мой сын умрем тут, от ваших лап, чем будем страдать еще луну в саванне.

Совет зароптал. Такой вариант возможен, но кому хватит сил и смелости поднять лапу на нее? Даже после страшного, что совершила эта девочка.

— Это больше не твой прайд. Я больше не твоя королева, — голос Шанни не был ни горьким, ни стальным. В нем не было ни зла, ни сострадания. Глаза — сплошной кусок янтаря — казались ледяным пламенем.

«Холодна, как снег в небесном царстве Айхею», шептались про нее на Церемонии. «Принцесса-лед».

В другой жизни, в лучшей жизни, может Шан и пожалела бы глупую девчонку, которая сделала большую ошибку и навлекла на них большую беду. Потому что жизнь, дарована Великими Королями Прошлого, ценна.

Но это не такая жизнь. Тут брат идет против брата, сын ждет когда же ослабеет его отец, и можно будет изгнать старика в голодную смерть. А не изгонит — будет изгнан сам. Время династий тут не длиннее дня. И при любом раскладе жизнь львицы не стоит жизни короля.

— Мы не убийцы, Малэйка. Кхира свидетель: боги не требуют смерти твоего сына, и мы даем тебе шанс. Иди на Материк, найди свое счастье там. Мы присмотрим за твоим сыном. Когда искупишь вину, возвращайся за ним.

Король почил. Глаза его, что сияли ярче изумрудов, навеки смотрят в небесную даль. Ущелье забрало его, как забрало его отца. А верные львы его будет просить о его душе у Великих Королей Прошлого пока звезды не упадут с небес.

Да здравствует....?

Король умер, и Совету пришлось выбирать. А выбирать было не из кого.

До тех пор, пока не появился он. Маленький золотистый львенок с янтарными глазами. Малэйка родила двойню, но девочка быстро покинула этот мир. Еще тогда Шанни подумала о том, что умереть стоило им троим.

Королевство Света всегда чествовало матерей. Их жертву, их положение, ведь беременная львица не могла охотиться, не могла постоять за себя. Их удел — провожать и встречать своих сестер, надеясь, что на минувших охотах она была щедра со своим прайдом, и он не забудет о ней.

Даже львята, которых она вынашивает, не принадлежат ей, а королевству и королю. О чем король и спешит заявить на Совете, принимая малышей в семью. 

В этот раз обошлось без громких заявлений.

Сын Майлэки был красив, здоров, бодро сосал грудь и уже, неделю от роду, никого не слушал. Достойная замена Бруно, будущий воин, что защитит свой дом. Или же будущий талантливый охотник, что накормит прайд.

Вот только одно "но": красивый, милый и обаятельный львенок был ни капли не похож на своего отца.

Каждый раз, когда Шанни смотрела в его глаза — с тех пор, как малыш их открыл — она видела отражение своего отца. Глаза Симбы, старшего брата. И, немножко, Конана.

Видела себя и видела свою мать, видела Мазори. Но не Бруно.

Да и никому не пришло бы в голову сказать, что этот львенок — сын Бруно. А оттого прайд молчал. Ждал, ну когда же грянет.

— Ты хочешь, чтобы я верила тебе на слово? Как я могу знать, что вы не убьете его? — Малэйка, казалось, дрожит, сама перспектива расстаться со львенком ужасала.

Закон прайда суров, но справедлив: лев, умертвивший другого, изгоняется. Король дает ему шанс. Если саванна примет его, а Короли Прошлого сжалятся и на звездах выложат изгнаннику путь... Кто знает, что будет тогда?
Поговаривают, некоторым удавалось и династии основать.

Их закон милостив и спас многие жизни. А скольких не спас?

— У тебя больше ничего нет.

О, праотцы, это будет нелегко. Девочка совсем юна, это ее первый выводок. Пусть великие короли пошлют ей быструю смерть — и Шанни будет молиться им каждый закат, пока будет жива.

— Уходи прочь. Отныне и до тех пор, пока солнце не встанет с запада, время не обратится вспять, а вина твоя не будет искуплена — ты изгнана из королевства. И пусть Айхею уведет тебя тропами в жизнь.

Прайд молчал. Кое-где Шан слышала шепот, кто-то застонал. Но никто — ни одна души, ни стар, ни млад — не сказал и слова против. Таков закон.

— Но, — начала коричневая, уже немного жалея, что ввязывается в это, — моя семья высоко ценила твою мать, Элиану. Чужеземка, что была с нами и в зной, и в холод, во всех наших горестях, радостях и трудах.

Шан умолкла, подбирая слова: — Я любила ее, и всегда буду любить. Я, как и мой прайд перед ней в неоплатном долгу. Я знаю, она хотела, чтобы этого не было.

Элиана умерла вчера: казалось, она цеплялась за каждый луч солнца, чтобы подольше быть вместе с дочерью. А значит ее дух все еще тут. Стоит рядом с Малэйкой и львенком, и шершавым языком гладит дочь по голове. Защищает от большой беды.

— Пока я буду жить, я буду помнить Элиану. Когда умру — попрошу у Королей Небес увидеться с ней. Пока Свет будет жить, мы будем помнить. За все добро Элианы — чужачки, что была верна нам, как не бывают верны королевы — я разрешаю тебе, Малэйка, оставить своего львенка здесь. Мы позаботимся о нем, вырастим твоего сына как растим наших львят. А если Короли Прошлого еще не покинули этот свет, они даруют тебе мир в саванне.

— Можешь не верить моим словам, но это слово я даю ей. И его не нарушу.

Малэйка молчала. Обе дороги темны и полны страха. Возьми она львенка с собой, и он погибнет, стоит ей покинуть обжитые земли.

Оставить его тут — для нее это как оставить тут сердце, и никогда уже не забрать назад.

— Я принимаю, — сухо сказала Малэйка. — Может, я была плохой охотницей и, видят боги, плохой супругой. Но я не хочу быть плохой матерью. Бери его, — львица протянула коричневой комок, который до этого пищал у матери в ногах:— И да простят меня великие короли. И вы, мои светлые сестры. Молитесь за меня, — и глядя в глаза вечности, я вспомню о вас. Когда наш час пробьет, все мы будем вместе там.

Ньярей и Майло плакали, когда подошли обнять ее и шепнуть пару теплых слов. Львы прятали глаза. Даже Тафари, грозный и сдержанный советник, сочувственно кивнул ей и пожелал удачи.

Только Шанни и Кхира, королева и шаман, не сдвинулись с места. Он, потому что уже знал как сложится жизнь Малэйки.

А Шанни — потому что думала, что же делать с привалившим ей пищащим "счастьем".

***

Когда на небо вернулись звезды, а патрули проводили Малэйку до границы и вернулись обратно, Гордон нашел свою королеву. Ее верный спутник, друг семьи, который верил каждому ее слову, сейчас, было видно, сомневался.

— Моя госпожа, — он начал, как всегда, с поклона, — стоит ли оно того? Новый наследник — новые раздоры. Когда он подрастет, кто знает на чью сторону станет прайд?

Как всегда, переживает. Как всегда, за нее.

— Боюсь, Гордон, нам никак не узнать это. Быть может, этот львенок — проклятье, наказание за мое неверие и грех моего племянника. Может, искупление за жертву его матери.

Шан повела носом: далеко в горах шел дождь, а небо над пещерой тяжелело от капель. Хороший знак. С изгнанием убийцы боги Материка простили Свету их грех — и послали дождь после месяцев лишений.

Боги милосердны, как и говорил Кхира. Кажется, для них еще есть надежда, что каплями орошит пастбища и вернет стада.

— Я не знаю, как сложится дальше. Мы не вправе решать его судьбу больше, чем мы уже решили.